Тема: Рассказ В. В. Романова "Война с птицами"

[Dmitri Saksa]

Война с птицами
Владимир Романов
(в редакции О. Бородина)

"Сила удара растёт пропорционально
квадрату скорости. Так, сила удара птицы
величиной с серебристую чайку
при скорости полёта самолёта 320 км/час
составляет 3200 кг, а при 960 км/час – 28800 кг."
В. Э. Якоби, 1974

Супер-самолёты МИГи резко взлетали и садились на взлетную полосу, да так, что наш домик, построенный около самой «взлётки», дрожал, а стекла подозрительно дребезжали, грозя вывалиться прямо на нас.

Аэродром был военный, и все чины, попадавшиеся нам по дороге, подобострастно тянулись перед сопровождающим нас из штаба авиации генерал-полковником. Видя, как с превеликой готовностью они выполняли указания генерала, мы наконец-то уверились, что наша миссия в роли сокольников увенчается ослепительным успехом. Мы, орнитологи Владимир Романов и Сергей Рыжов, были направлены сюда Всесоюзным Научно-Исследовательским Институтом Охраны Природы и Заповедного Дела (ВНИИОПИЗД) для борьбы с птицами, которые постоянно мельтешили через взлётно-посадочную полосу и норовили ценой своей жизни «подбить» дорогущие самолёты.

С великой помпой мы въехали на рабочее место, представлявшее собой поле, обнесенное белым забором. Постоянно возникающие то тут, то там козыряющие солдаты наполнили наши сердца гордостью и важностью за великое дело, которое нам предстояло сделать. И когда капитан Заболотный с изможденным лицом из роты обеспечения заверил, что недостатка в холодильниках, шкафах, кроватях и прочих чудесах цивилизации не будет, мы с легким сердцем вселились в избушку около взлетной полосы. А генерал, пожав нам руки, с не меньшей помпой отбыл обратно в Москву.

Кое-как устроившись на деревянном полу на походных поролоновых матрасиках, мы стали с нетерпением ждать следующего дня, но он был без изменений. На второй день пошел дождь. На третий день дождь прошел, и активно залетали МИГи. Устав от простейшей житейской неурядицы, мы стали копать яму под туалет (туалета и воды, естественно, не было). На яму мы поставили деревянную будку, особенно хорошо смотревшуюся на фоне последней модели МИГа и военных вертолетов.

На шестой день мы занялись орнитологическими учётами, поскольку рыть колодец нам показалось достаточно наивным занятием. Периодически захаживая к ответственному по хозяйственной части Заболотному, мы получали от него бодрое «О'кей», под которым подразумевалось «Отстаньте!».

Мы решили стоять до конца и привезли хищных птиц для отпугивания. И тут у нас встала проблема холодильника (для хранения корма для птиц). Корм упорно протухал, а в таком виде он был не пригоден для скармливания птицам. Несмотря на все уговоры военных чинов в различных штабах, обычный бытовой холодильник не желал появляться на своем рабочем месте. Бюджет военного аэродрома и генерального штаба не был готов к такому приобретению – он просто иссяк. Наши требования оказались непосильной ношей и вели к неминуемому разорению военной машины. Тут я, очевидно, выдаю военную тайну, но прошу генеральный штаб простить меня за это.

Питание всухомятку (отсутствовала электроплитка) также не придавало свежести и румянца нашим лицам. Но нам искренне захотелось помочь Родине, и мы решили влить в военный бюджет свои, доморощенные средства и попросили машину для доставки в орнитологическую службу аэродрома своих кроватей, холодильников, электроплиток и бидона для воды. Но и тут нас ожидало фиаско: не оказалось не только машины, но и бензина для нее.

Не выдержав бедности и нищеты нашего «воздушного щита» (сейчас, естественно, он несоразмерно выше), мы отправились в Москву за приставленным генералом. Вытащили его с дачной постели, около которой он добывал пропитание (тогда ведь все делали это на своих шести сотках), и поставили ультиматум: или он упаковывает избушку холодильниками, кроватями и машиной, или мы сидим в Москве.

Генерал, основательно разозлившись, уехал на аэродром и пропадал там около недели. Он появился у нас в лаборатории во время живой беседы о «крокадайлах» и прочих «ползучих гадах». Его честная, плоская физиономия была покрыта потом. Он постоянно оттирал пот носовым платком, и причитал: «Какие люди! Какой беспорядок! Но я все сделал, все на месте». Наконец-то у нас в домике появился холодильник и электроплитка – это было одно из самых больших достижений аэродрома на нашей памяти.

Мы с Сергеем вполне спокойно смогли продолжать обучать ястребов охотиться с человеком. По утрам нам пришлось ходить на взлетную полосу и отпугивать своими питомцами обнаглевших грачей и галок, жирующих на дождевых червях. Расстояние, понятное дело, было огромным, учитывая километры пробега самолета перед взлетом и после посадки. Бегать, как самолеты, мы не могли, и поэтому передвигаться приходилось несколько медленнее. К чести врановых, быстро понявших, в чем дело, они с удовольствием рассаживались в «ложах» обрамлявших лётное поле деревьев, переговаривались друг с другом и живо реагировали на наши напуски ястреба. Так они поджидали, когда мы уберемся с их блестящего черного стола. Затем они подлетали к своим любимым червякам. Червей с утра и после дождей было адское количество, казалось, что под взлетными и рулёжными дорожками аэродрома притаился огромный завод по их производству.

Бегая с одного угла аэродромного поля на другой, мы внезапно поняли, что выполняем поистине Сизифов труд. Вдобавок обнаружили, что количество птиц в период вылета их потомства учетверяется. И начали уничтожать их гнезда… Каждая такая акция приносила нам, профессиональным орнитологам, огромный моральный и физический ущерб. Вскоре мы опять же (в который раз) обратились к командирам с просьбой выделить нам машину с подъемником для снятия гнезд ласточек с ангаров и прочих строений.

Штабов на аэродроме оказалось множество, они притаились в самых неожиданных местах. Каждый штаб считал своим святым долгом направлять нас в другой штаб. Пробегав несколько дней, мы с удивлением обнаружили, что находимся в круге, поскольку штабы закончились, и они отправляли нас уже в те штабы, в которых мы побывали.

Так мы стали бывалыми штабистами, знавшие кто из командиров любит кофе с утра, или рюмочку после обеда, кто – утреннюю пробежку вокруг дома, или большой теннис по вечерам. Пропустив с кем-то рюмочку, выкушав утренний чаек с командиром, и заделавшись фанатами большого тенниса, мы так и не продвинулись дальше. Весь аэродром жил в процессе. Результат был не важен, а важно было участие в кипучей деятельности. На третьем круге мы сдались и стали безучастно наблюдать за все увеличившимися стадами птиц, которые угрожали нашим самолётам катастрофическими столкновениями.

Впрочем, за время нашей борьбы с военными чинами я стал испытывать все большую симпатию к своим пернатым собратьям. Я знал любое пернатое семейство в каждом углу аэродрома. Чем оно дышит и чем живет. Как-то, обнаружив уютное гнездо полевых жаворонков прямо под соплами стартующих МИГов, при старте выплевывающих из себя массу огня, ветра и всякой гадости в виде пепла, я поставил перед гнездышком камешек. Он, словно щит, успешно прикрывал птенцов в их детском и отроческом возрасте. После они весело летали на своём участке аэродромного поля. Каждому семейству жаворонков принадлежала строго определенная территория, на которой они жили, кормились, любили и выводили потомство. Около нашего домика жила семейка неугомонных птичек – обыкновенных каменок. Они деловито сновали по заброшенным образцам военного зодчества, вытаскивая из самых неожиданных мест всяких букашек.

Птичья жизнь аэродрома жила своей напряженной летней жизнью: с утра из окрестных деревень тянулись стайки скворцов собирать на взлетных полосах себе пропитание. С другой стороны, из военного городка, летели грачи и галки – самоуверенный народ, имеющий свое представление как им жить в условиях борьбы с самолетоопасными видами птиц.
Наведывались и озерные чайки с окрестных водоемов. В разных концах аэродрома жили семейства ушастых сов, которые утром сдавали свою вахту не менее трудолюбивым соколам-пустельгам. Соколки, словно вертолёты, постоянно зависали над одной точкой, высматривая себе аппетитных мышек.

Наблюдая за суетой птиц, МИГов и военщины, и видя в каком редкостном равновесии сосуществуют эти структуры, я понимал, что все наши старания разрушить эту идиллию навряд ли увенчаются успехом.

Конец был неизбежен. В один прекрасный день приехал мой научный руководитель, доктор биологических наук А. Г. Сорокин. «Володя»,– сказал он мне. «Володя! Тебе следует уйти по собственному желанию, и не мучать меня и военных». Он мягко попросил меня в духе традиций советского времени написать заявление об уходе. Исполнив его пожелание (а как бы я его не исполнил?), я тем самым обрек себя на совершенно иную судьбу*. Сергей же ушел в другой НИИ, где с блеском продолжил начатую им работу, но уже на гражданском поприще.
------------------------------------------------------------------------------------------
* Сейчас кандидат биологических наук В. В. Романов является директором уникального для России госпиталя птиц и экзотических животных «Зелёный попугай» (г. Балашиха Московской области).

[sergo]

Рассказ очень интересный (покрайней мере для меня), так как рядом со мной находится вертолетный аэродром на котором я ловлю иногда перепелов и куропаток и с которого меня гоняют.Один раз задержали, так, что я теперь состою на учете  А вот с птицами там по моему даже никто не пытается бороться хотя там кроме вертолетов есть и спортивные самолеты.Вобщем я так понял с птицами на аэродромах бороться дорого и не эфективно.